4April
04.4.22
Три дня прошли невыносимо быстро, хотя моментами складывалось ощущение, словно длятся они вечность. Суббота и воскресение и вовсе слились воедино, а мне оно и необходимо было.
Проснулась утром. Почти сразу же пришел Ласточка, чуть позже Ворон и Крапивница. Раз четвёртый или пятый, наверное, в своей жизни держала в руках машинку для стрижки. Вроде получилось хорошо. Главное, чтобы Крапивнице нравилось, а ей, как она сказала, нравится.
Ласточка занялся учебой, а мы с Вороном своими делами; он залипал в телефоне, а я впервые за долгое время села рисовать. Помнится, однажды потратила весь вечер на раскрашивание картины по номерам. Чем-то напоминает лайтовую маниакальную фазу, когда в голову после долгой апатии взбредает желание жить и чем-либо заниматься. У меня последнее время подобное с уборкой; хочется разобраться с каждой мелочью, аж тошно становится от малейшей неровности вокруг; глаз дёргается, руки чешутся, а ребята всё твердят: «ты бы к нам зашла, посмотрела бы, что такое бардак». Как мне не хочется возвращаться в стадию полного безразличия. Не поможет никто; Астра сейчас далеко, Солнце ещё дальше. Не выкарабкаюсь.
Даже Совушка ненадолго заглянул, зачастил появляться. Позднее выманила Ворона прогуляться, побесила его чуток; смеялись много и обошли, наверное, все магазины в округе. Вернулась домой, даже не разобрала покупки. Прилегла да уснула на часок, совсем не заметила, как в сон провалилась. Разбудили.
Позднее пришёл Ворон. Поужинали за просмотром мистики; не люблю есть в одиночестве, хоть и избегаю любого вида общепит. С незнакомцами ещё тревожнее, чем одной. Там и ребята все подтянулись.
Ласточка разозлил очень. Настолько, что в какой-то момент сдалась, как мантру начала приговаривать: «мне всё равно», «делай, что вздумается», «толку-то, если помощь моя бессмысленна в итоге». Пьяный был ещё, загнался из-за слов моих, дурак, а наутро оправдывался. Не злюсь на тебя более, Ласточка, только бы честен был ты, как со мной, так и с самим собой.
Когда разлили пиво, совсем не по себе стало. С губ почти сорвалось: «можете все уйти, пожалуйста»; перетерпела, остудилась.
Подозвала Ласточку, плюхнулся рядом поникший. Совушка на полу сидит, смотрит на него пристально; машет головой и опускает взгляд в пол. Ощущение, словно вспоминает, как сам был на месте Ласточки; либо же просто ухмыляется его сонному состоянию.
Ворон с Крапивницей не выдержали, сами ушли. Ириска отвернулась к стенке, смотрела какой-то фильм, пока мы с Совой и Попугаем о чем-то разговаривали, а Ласточка мирно сопел в углу.
Совушка странный. Спрашивает: «А ты как спать будешь, если Ласточка у тебя на кровати уснул?». Как будто сам никогда тут не оставался. Помню, с непривычки беспокойно спала первое время. Однажды чувствую, что Совушка переворачивается. Спустя секунд тридцать резко поднимается; ощущаю его взгляд на себе. Понимает, кто рядом, и устало падает на подушку. Примерно то же с похмелья сегодня почувствовал и Ласточка. Проснулась от того, что сел на кровать, а сам не понимает, где находится. Забавно.
С Попугаем ещё со смеху чуть не умерли, как Совушка Ласточку разбудить пытался. Последний вцепился в игрушку, отпускать не хотел; а как из рук выпустил, когда Совушке удалось его поднять, так ладони в том же положении и остались. Жаль, что не сфотографировала.
Не смогла уснуть, удачу решила испытать, хоть и сначала пожалела об этом; каждый раз думаю: «Нужно ли?». Давно с ним так не говорили. Даже в заметках отметила тогда: «Рядом мирно спят два тела, и как бы я не хотела к ним сейчас присоединиться, провожу утро за текстовыми смсками с Совушкой. Пообещал кое-что. Выполнит ли? Или доверие моё ему совсем не важно?». Выполнил. Похвально. Посмотрим, как дальше пойдёт.
Воскресным утром проснулась разбитая; настолько, что видеть никого не хотелось, а говорить — тем более. Переселила себя, выползла из комнаты и пришла к Ласточке; заранее предупредили, что Ворон не в духе. Загнался совсем, а я и не сказала ничего дельного; сил не было. Моментами не согласна с ним была, но виду не подала, не посчитала нужным. Благо, что всё образумилось.
Остаток дня провели у меня. Ребята учились, пили пиво, бесились, смеялись и много говорили. С момента, как Ириска ушла на работу, я ни на минуту не оставалась одна; кто-то всегда был рядом, пусть и занятый своим делом. Одиночество необходимо, но с отъездом Солнца задушило бы совсем.
Что-то изменилось за эти три дня. Истерики почти совсем испарились, комната всегда была наполнена разговорами и людьми, приятной атмосферой — такой, что расходиться даже не хотелось. По крайней мере мне.
Ириске перед сном рассказала, что радовалась присутствию каждого. Вспомнила, как последний месяц прошлогоднего лета провела в полном одиночестве. Орешек улетела в Америку, Астра и Солнце в свои города. Жить не хотелось совсем, спасали только вечера в компании Ириски и ещё нескольких ребят. Стены давили, еда не лезла, а из дома выходить хотелось лишь в редких случаях — за продуктами и вынести мусор. Потому и сказала в начале, что необходимы мне были эти дни.
Поведала Ириске ещё и о том, что не знаю, как бы себя чувствовала, если бы не ребята. Как самый верный и преданный пёс ждала бы её с утра и до вечера, только бы скорее пришла да скрасила существование своим присутствием и разговорами. Звучит до неприязни отчаянно, аж выворачивает от собственного бессилия, вызванного неумением справляться с длительным одиночеством и желанием скулить; да так, чтобы челюсть сводило от боли; голова от такого совсем раскалывается, и никакие таблетки не смогут облегчить жизнь.
Потому и рада я, что сейчас не одна. Хоть и сбегаю от самой себя, обманываю, заполняя иллюзорную вызванную отсутствием Солнца пустоту другими людьми и делами. После этих трёх дней чувствую невообразимое спокойствие, вот только теперь уже оно кажется настоящим, не от физического и морального истощения, а наоборот — от осознания, как мне повезло встретить тех, с кем я могу быть собой.
Три дня прошли невыносимо быстро, хотя моментами складывалось ощущение, словно длятся они вечность. Суббота и воскресение и вовсе слились воедино, а мне оно и необходимо было.
Проснулась утром. Почти сразу же пришел Ласточка, чуть позже Ворон и Крапивница. Раз четвёртый или пятый, наверное, в своей жизни держала в руках машинку для стрижки. Вроде получилось хорошо. Главное, чтобы Крапивнице нравилось, а ей, как она сказала, нравится.
Ласточка занялся учебой, а мы с Вороном своими делами; он залипал в телефоне, а я впервые за долгое время села рисовать. Помнится, однажды потратила весь вечер на раскрашивание картины по номерам. Чем-то напоминает лайтовую маниакальную фазу, когда в голову после долгой апатии взбредает желание жить и чем-либо заниматься. У меня последнее время подобное с уборкой; хочется разобраться с каждой мелочью, аж тошно становится от малейшей неровности вокруг; глаз дёргается, руки чешутся, а ребята всё твердят: «ты бы к нам зашла, посмотрела бы, что такое бардак». Как мне не хочется возвращаться в стадию полного безразличия. Не поможет никто; Астра сейчас далеко, Солнце ещё дальше. Не выкарабкаюсь.
Даже Совушка ненадолго заглянул, зачастил появляться. Позднее выманила Ворона прогуляться, побесила его чуток; смеялись много и обошли, наверное, все магазины в округе. Вернулась домой, даже не разобрала покупки. Прилегла да уснула на часок, совсем не заметила, как в сон провалилась. Разбудили.
Позднее пришёл Ворон. Поужинали за просмотром мистики; не люблю есть в одиночестве, хоть и избегаю любого вида общепит. С незнакомцами ещё тревожнее, чем одной. Там и ребята все подтянулись.
Ласточка разозлил очень. Настолько, что в какой-то момент сдалась, как мантру начала приговаривать: «мне всё равно», «делай, что вздумается», «толку-то, если помощь моя бессмысленна в итоге». Пьяный был ещё, загнался из-за слов моих, дурак, а наутро оправдывался. Не злюсь на тебя более, Ласточка, только бы честен был ты, как со мной, так и с самим собой.
Когда разлили пиво, совсем не по себе стало. С губ почти сорвалось: «можете все уйти, пожалуйста»; перетерпела, остудилась.
Подозвала Ласточку, плюхнулся рядом поникший. Совушка на полу сидит, смотрит на него пристально; машет головой и опускает взгляд в пол. Ощущение, словно вспоминает, как сам был на месте Ласточки; либо же просто ухмыляется его сонному состоянию.
Ворон с Крапивницей не выдержали, сами ушли. Ириска отвернулась к стенке, смотрела какой-то фильм, пока мы с Совой и Попугаем о чем-то разговаривали, а Ласточка мирно сопел в углу.
Совушка странный. Спрашивает: «А ты как спать будешь, если Ласточка у тебя на кровати уснул?». Как будто сам никогда тут не оставался. Помню, с непривычки беспокойно спала первое время. Однажды чувствую, что Совушка переворачивается. Спустя секунд тридцать резко поднимается; ощущаю его взгляд на себе. Понимает, кто рядом, и устало падает на подушку. Примерно то же с похмелья сегодня почувствовал и Ласточка. Проснулась от того, что сел на кровать, а сам не понимает, где находится. Забавно.
С Попугаем ещё со смеху чуть не умерли, как Совушка Ласточку разбудить пытался. Последний вцепился в игрушку, отпускать не хотел; а как из рук выпустил, когда Совушке удалось его поднять, так ладони в том же положении и остались. Жаль, что не сфотографировала.
Не смогла уснуть, удачу решила испытать, хоть и сначала пожалела об этом; каждый раз думаю: «Нужно ли?». Давно с ним так не говорили. Даже в заметках отметила тогда: «Рядом мирно спят два тела, и как бы я не хотела к ним сейчас присоединиться, провожу утро за текстовыми смсками с Совушкой. Пообещал кое-что. Выполнит ли? Или доверие моё ему совсем не важно?». Выполнил. Похвально. Посмотрим, как дальше пойдёт.
Воскресным утром проснулась разбитая; настолько, что видеть никого не хотелось, а говорить — тем более. Переселила себя, выползла из комнаты и пришла к Ласточке; заранее предупредили, что Ворон не в духе. Загнался совсем, а я и не сказала ничего дельного; сил не было. Моментами не согласна с ним была, но виду не подала, не посчитала нужным. Благо, что всё образумилось.
Остаток дня провели у меня. Ребята учились, пили пиво, бесились, смеялись и много говорили. С момента, как Ириска ушла на работу, я ни на минуту не оставалась одна; кто-то всегда был рядом, пусть и занятый своим делом. Одиночество необходимо, но с отъездом Солнца задушило бы совсем.
Что-то изменилось за эти три дня. Истерики почти совсем испарились, комната всегда была наполнена разговорами и людьми, приятной атмосферой — такой, что расходиться даже не хотелось. По крайней мере мне.
Ириске перед сном рассказала, что радовалась присутствию каждого. Вспомнила, как последний месяц прошлогоднего лета провела в полном одиночестве. Орешек улетела в Америку, Астра и Солнце в свои города. Жить не хотелось совсем, спасали только вечера в компании Ириски и ещё нескольких ребят. Стены давили, еда не лезла, а из дома выходить хотелось лишь в редких случаях — за продуктами и вынести мусор. Потому и сказала в начале, что необходимы мне были эти дни.
Поведала Ириске ещё и о том, что не знаю, как бы себя чувствовала, если бы не ребята. Как самый верный и преданный пёс ждала бы её с утра и до вечера, только бы скорее пришла да скрасила существование своим присутствием и разговорами. Звучит до неприязни отчаянно, аж выворачивает от собственного бессилия, вызванного неумением справляться с длительным одиночеством и желанием скулить; да так, чтобы челюсть сводило от боли; голова от такого совсем раскалывается, и никакие таблетки не смогут облегчить жизнь.
Потому и рада я, что сейчас не одна. Хоть и сбегаю от самой себя, обманываю, заполняя иллюзорную вызванную отсутствием Солнца пустоту другими людьми и делами. После этих трёх дней чувствую невообразимое спокойствие, вот только теперь уже оно кажется настоящим, не от физического и морального истощения, а наоборот — от осознания, как мне повезло встретить тех, с кем я могу быть собой.