30March
30.3.22
Душно. Открываю окно, чтобы проветрить комнату перед сном. Становится холоднее; и речь сейчас не о раннем утре или об обречённом скитаться из века в век Агасфере — когда ветер неожиданно взметает выпавшее подобие осадков и дорожную пыль, точно подмечая, что рядом прошёл Вечный жид.
Охладела ко всему и ко всем. И мысли не собираются воедино; всё слишком хаотично, сумбурно, непонятно, но в то же время — спокойно и нерасторопно.
Комната залилась алым цветом светодиодной ленты, а из динамиков доносятся мелодичные творения найденного мною исполнителя ещё несколько лет назад. Отсутствие слов и инструментальная музыка эхом отражаются от стен, напитывая атмосферу и тело спокойствием, вот только не покидает ощущение, что искусственно созданная нирвана — вовсе не моё; это что-то надуманное, навязанное, подкинутое чередой событий, выгоранием и подручными средствами. Ложное, не истинное — от того и страшно. И даже страх кажется поддельным, словно разум обманывает, играется, хочет заставить меня верить в то, что я ещё способна что-то чувствовать.
Чувствую. Ледяную воду с примесями, охлаждающую тёплое горло; небольшую трещину подушечками пальцев, скользящих по неприятному, светлому, выбивающемуся из кровавого фона экрану; размеренное дыхание и жар от двух одеял; шум проезжающих мимо машин, проходящих людей, и даже лёгкие вздрагивания Ириски. Скоротечность времени и собственное бессилие; чужие эмоции, страхи, переживания; взгляды, улыбки. И ветер, щекочущий кожу.
Чувствую как отдаляюсь. Больше не пишу, не звоню, не интересуюсь. Списываю всё на усталость, заставляю себя говорить, печатать ненужные тексты в диалогах и продолжаю надеяться, что люди поймут.
Страшно. До безумия страшно всех терять, а с моим отношением — это единственное, что мне светит. Одиночество. Гордая ли на ответ? Нет же. Чёрствая ли? Вряд ли. Оправдываюсь ли? Возможно.
Всё пустила на самотёк. Себя, общение, отношения; жизнь. Горжусь ли? Ни чуть. Мысль не справиться пугает до дрожи в коленях; до потемнения в зрачках; до потери окончательного контроля.
Я так отчаянно старалась помочь остальным, что потерялась сама. И нет для меня ничего страшнее, чем ощущение навязанного и искусственного спокойствия, словно стало совсем неважно всё в этом мире, только на этот раз по-настоящему.
Душно. Открываю окно, чтобы проветрить комнату перед сном. Становится холоднее; и речь сейчас не о раннем утре или об обречённом скитаться из века в век Агасфере — когда ветер неожиданно взметает выпавшее подобие осадков и дорожную пыль, точно подмечая, что рядом прошёл Вечный жид.
Охладела ко всему и ко всем. И мысли не собираются воедино; всё слишком хаотично, сумбурно, непонятно, но в то же время — спокойно и нерасторопно.
Комната залилась алым цветом светодиодной ленты, а из динамиков доносятся мелодичные творения найденного мною исполнителя ещё несколько лет назад. Отсутствие слов и инструментальная музыка эхом отражаются от стен, напитывая атмосферу и тело спокойствием, вот только не покидает ощущение, что искусственно созданная нирвана — вовсе не моё; это что-то надуманное, навязанное, подкинутое чередой событий, выгоранием и подручными средствами. Ложное, не истинное — от того и страшно. И даже страх кажется поддельным, словно разум обманывает, играется, хочет заставить меня верить в то, что я ещё способна что-то чувствовать.
Чувствую. Ледяную воду с примесями, охлаждающую тёплое горло; небольшую трещину подушечками пальцев, скользящих по неприятному, светлому, выбивающемуся из кровавого фона экрану; размеренное дыхание и жар от двух одеял; шум проезжающих мимо машин, проходящих людей, и даже лёгкие вздрагивания Ириски. Скоротечность времени и собственное бессилие; чужие эмоции, страхи, переживания; взгляды, улыбки. И ветер, щекочущий кожу.
Чувствую как отдаляюсь. Больше не пишу, не звоню, не интересуюсь. Списываю всё на усталость, заставляю себя говорить, печатать ненужные тексты в диалогах и продолжаю надеяться, что люди поймут.
Страшно. До безумия страшно всех терять, а с моим отношением — это единственное, что мне светит. Одиночество. Гордая ли на ответ? Нет же. Чёрствая ли? Вряд ли. Оправдываюсь ли? Возможно.
Всё пустила на самотёк. Себя, общение, отношения; жизнь. Горжусь ли? Ни чуть. Мысль не справиться пугает до дрожи в коленях; до потемнения в зрачках; до потери окончательного контроля.
Я так отчаянно старалась помочь остальным, что потерялась сама. И нет для меня ничего страшнее, чем ощущение навязанного и искусственного спокойствия, словно стало совсем неважно всё в этом мире, только на этот раз по-настоящему.